Сейчас эксперты и политики Евросоюза спорят о том, как бы защититься от очередного китайского наступления. Говорят, что Китай намерен использовать мягкое «средиземноморское подбрюшье» ЕС для раскалывания и без того хрупкого европейского единства. Утверждают, что Пекин стремится получить контроль над европейской транспортной и энергетической инфраструктурой, а также переключить на себя самые перспективные европейские технологические компании. Опасаются, что Китай начнет все активнее вмешиваться в политические процессы внутри европейских стран.
Насколько обоснованы эти страхи? Обречен ли Брюссель на то, чтобы вести переговоры с Пекином с позиции слабости? Ведь Европа нужна Китаю не меньше, чем Китай Европе. Европейский союз с его пятьюстами миллионов потребителей остается самым крупным рынком в мире. Именно Европа является конечной географической целью флагманского китайского проекта «Один пояс, один путь». Европа — важнейший источник инвестиций, управленческих моделей и социальных практик для КНР. А по мере обострения китайско-американских торгово-экономических и политических отношений значение Евросоюза для Китая возрастает еще больше.
В нынешних условиях Пекин и Брюссель в равной степени заинтересованы в том, чтобы выйти на новый уровень сотрудничества. Здравый смысл подсказывает, что обеим сторонам стоило бы продемонстрировать максимальную гибкость, понимание приоритетов друг друга, учет «красных линий» партнера и готовность к взаимным уступкам.
Обе стороны должны найти в себе силы сопротивляться очевидным соблазнам. Китай — соблазну воспользоваться текущими проблемами и слабостями Евросоюза для достижения тактических преимуществ в отношениях с Брюсселем. Европа — соблазну в очередной раз продемонстрировать свою неизменную лояльность Вашингтону, механически продублировав американскую позицию на торгово-экономических переговорах с Пекином.
Одна из характерных особенностей наших дней состоит в том, что основные игроки на мировой сцене гораздо больше сосредоточены на своих внутренних проблемах, чем на проблемах международных. Склонность к политической интроспекции (некоторые даже скажут — синдром политического аутизма) в той или иной мере наличествует и в Соединенных Штатов, и в России, и в Китае, и в Индии. Но, пожалуй, она в наибольшей степени характерна для Европейского союза, вынужденного одновременно заниматься бракоразводным процессом с Лондоном, предстоящими выборами в Европарламент, восстановлением финансовой дисциплины в зоне евро, сопряжением расходящихся взглядов на вопросы миграций наряду со многими другими безотлагательными и крайне важными внутренними делами. Понятно, что энергии и времени для отработки общеевропейской внешней политики в Брюсселе остается немного.
Но Евросоюз в силу самой своей природы гораздо больше зависит от окружающего его мира, чем США, Китай или Россия. Соответственно, любые проявления даже выборочного изоляционизма неизбежно оказываются для Брюсселя непозволительной роскошью. И если сегодня Евросоюз не готов заниматься своим внешним окружением, то его внешнее окружение вполне готово заняться Евросоюзом. Наглядный пример — повышенный интерес к Европе со стороны Пекина. В конце прошлого года председатель КНР Си Цзиньпин посетил Мадрид и Лиссабон, в ближайшее время, по слухам, собирается в Рим и в Париж, а также форсирует подготовку двух очередных многосторонних саммитов 2019 г. — с ЕС в целом и в формате «16+1» (саммит Китая и шестнадцати стран Центральной Европы и Балканского полуострова).
«Ветер с Востока одолевает ветер с Запада», — заявил Мао Цзэдун на Совещании коммунистических и рабочих партий в Москве в ноябре 1957 г. Шестьдесят лет назад эта формула воспринималась в Европе как поэтическая гипербола. Сегодня ветра с Востока уже нельзя не замечать. С каждым годом он набирает силу, проникая во все окна, форточки и щели европейского здания, раскачивая неустойчивые европейские конструкции, хлопая дверьми в брюссельских коридорах власти, заставляя европейских лидеров ежиться на сквозняке и искать надежного укрытия.
Вот и сейчас эксперты и политики Евросоюза спорят о том, как бы защититься от очередного китайского наступления. Говорят, что Китай намерен использовать мягкое «средиземноморское подбрюшье» ЕС для раскалывания и без того хрупкого европейского единства. Утверждают, что Пекин стремится получить контроль над европейской транспортной и энергетической инфраструктурой, а также переключить на себя самые перспективные европейские технологические компании. Опасаются, что Китай начнет все активнее вмешиваться в политические процессы внутри европейских стран.
Насколько обоснованы эти страхи? Обречен ли Брюссель на то, чтобы вести переговоры с Пекином с позиции слабости? Ведь Европа нужна Китаю не меньше, чем Китай Европе. Европейский союз с его пятьюстами миллионов потребителей остается самым крупным рынком в мире. Именно Европа является конечной географической целью флагманского китайского проекта «Один пояс, один путь». Европа — важнейший источник инвестиций, управленческих моделей и социальных практик для КНР. А по мере обострения китайско-американских торгово-экономических и политических отношений значение Евросоюза для Китая возрастает еще больше.
Бесспорно, Китай — сложный и неуступчивый партнер. К особенностям китайской тактики относится умение бесконечно затягивать переговоры, вновь и вновь возвращаться к обсуждению общих формулировок, сводя к минимуму свои конкретные обязательства, оставлять возможности для различных интерпретаций достигнутых соглашений и т.д. Если Вашингтон, особенно при нынешней администрации, предпочитает грубое и недвусмысленное выкручивание рук своим партнерам, то Китай пытается этих партнеров пересидеть, по возможности избегая жесткой конфронтации. Наглядным примером китайской тактики являются пока не вполне успешные китайско-европейские переговоры по взаимным инвестициям.
Тем не менее, в нынешних условиях Пекин и Брюссель в равной степени заинтересованы в том, чтобы выйти на новый уровень сотрудничества. Здравый смысл подсказывает, что обеим сторонам стоило бы продемонстрировать максимальную гибкость, понимание приоритетов друг друга, учет «красных линий» партнера и готовность к взаимным уступкам.
Обе стороны должны найти в себе силы сопротивляться очевидным соблазнам. Китай — соблазну воспользоваться текущими проблемами и слабостями Евросоюза для достижения тактических преимуществ в отношениях с Брюсселем. Европа — соблазну в очередной раз продемонстрировать свою неизменную лояльность Вашингтону, механически продублировав американскую позицию на торгово-экономических переговорах с Пекином.
Разумеется, в ближайшие месяцы или даже в ближайшие годы едва ли удастся снять все элементы напряженности в европейско-китайских отношениях. Но даже символические позитивные сдвиги в этих отношениях стали бы важным сигналом для всех.
И для администрации Дональда Трампа. Которая должна осознать, что она не сможет больше в одиночку диктовать всем окружающим правила игры в мировой экономике.
И для руководства России. Которому пора понять, что представление о современном мире как неизбежном противостоянии «совокупного Запада» и «совокупного не-Запада» не соответствует реальности.
И, говоря шире, — для всего международного сообщества. Которому очень нужно подтверждение того, что происходящие на наших глазах фрагментация мировой экономики, подъем протекционизма и экономического национализма — не долговременный вектор современного развития, но лишь временное и отнюдь не всеобщее отклонение от необратимого процесса глобализации.
А, главное — успех на переговорах с Китаем был бы очень важным сигналом для самой Европы. Именно в тот момент, когда такой сигнал особенно нужен — накануне исторических выборов в Европейский парламент, когда давление евроскептиков и правых популистов на системные партии нарастает буквально с каждым днем.
Усиление ветра с Востока означает новый вызов для европейского проекта. Но не приговор. Как справедливо отмечал упомянутый Мао Цзэдун, «человек, который почувствовал ветер перемен, должен строить не щит от ветра, а ветряную мельницу».
Впервые опубликовано на французском языке в Le Courrier de Russie.